Искусствовед

Французского ученого и дипломата Балтазара де Монкониса (1611-1665), который бывал в Дельфте, наиболее часто цитируют в связи с событиями  в художественной жизни. Он записал в дневнике 11 августа 1663 года, что он посетил Вермеера, но художник ничего ему не показал. Видимо, это было связано с кредитором Вермеера, пекарем по имени Хендрик ван Байтен (1632-1701), который после смерти оставил довольно большое наследство (в том числе и часть, унаследованную им ранее), и в числе прочего – три картины Вермеера и работы других художников Дельфта.  Другая строка из дневника Монкониса, которую часто цитируют: «Ван Байтен показал ему работу Вермеера, на которой была изображена только одна фигура, за которую он уплатил 600 ливров (вероятно, гульденов)». (600 гульденов, которые Ван Ковенберг получил за большую картину в 1640-х годах, была приблизительно равна годовой зарплате квалифицированного ремесленника или стоимости небольшого дома). Монконис думал, что цена завышена почти в десять раз,

Французского ученого и дипломата Балтазара де Монкониса (1611-1665), который бывал в Дельфте, наиболее часто цитируют в связи с событиями  в художественной жизни. Он записал в дневнике 11 августа 1663 года, что он посетил Вермеера, но художник ничего ему не показал. Видимо, это было связано с кредитором Вермеера, пекарем по имени Хендрик ван Байтен (1632-1701), который после смерти оставил довольно большое наследство (в том числе и часть, унаследованную им ранее), и в числе прочего – три картины Вермеера и работы других художников Дельфта.  Другая строка из дневника Монкониса, которую часто цитируют: «Ван Байтен показал ему работу Вермеера, на которой была изображена только одна фигура, за которую он уплатил 600 ливров (вероятно, гульденов)». (600 гульденов, которые Ван Ковенберг получил за большую картину в 1640-х годах, была приблизительно равна годовой зарплате квалифицированного ремесленника или стоимости небольшого дома). Монконис думал, что цена завышена почти в десять раз,

Кажется, что путешествие Эвелина уводит нас слишком далеко от Дельфта – «около тридцати английских миль (по времени в пути)» до Утрехта [22]. Но он не мог бы повстречаться с большинством успешных художников Дельфта того времени, таких как Леонерт Брамер, Кристиан ван Коувенберг, Майкл ван Майкревелд (см. кат. номера 9-11, 14, 15); или с Бартоломеусом ван Вассеном (см. кат. номера 6,7), художником-архитектором Дельфта и Гааги, который спроектировал Рейнский дворец и расписал соседнюю церковь (рис. 91). Для этих художников города, которые посетил Эвелин, исчерпывающе определяют ту культурную среду, которую они изучали с классической точки зрения, близкой к той, которая была в двух дворах в Гааге. Они прекрасно понимали, насколько высоко ценят Рубенса, Ван Дейка и других художников Антверпена Фредерик Хендрик и Константин Гюйгенс, а из известных утрехтских художников –Герарда ван Хонтхорста,  любимчика Елизаветы Стюарт (см. рис. 9). Для Ван Миервельда, придворного портретиста голлан

В октябре 1641 года Эвелин побывал в Антверпене, самом большом порту Испанских Нидерландов. Он осмотрел все примечательные здания, видел «редкие картины Рубенса» и другие выдающиеся детали интерьера новой церкви иезуитов («прекрасная работа снаружи и внутри»). Он побывал в ратуше, в учебных заведениях и монастырях, особняке Дуарте на главном проспекте, в котором продавал бриллианты торговец Меир. «Три его дочери услаждали нас музыкой: пением и игрой на инструментах» [13]. Дуарте – имя, знакомое из исследований Вермеера и его окружения, требует небольшого отступления. Эвелин мог знать Гаспара Дуарте (1584-1653) – придворного ювелира Карла I и известного любителя музыки. Дуарте был другом Константина Гюйгенса старшего (1596-1687, рис. 15), который в качестве секретаря и советника по искусству голландского штадтгальтера Фредерика Хендрика и Вильяма II достаточно заметно влиял на художественный вкус в Гааге.  Связь продолжалась с сыном Дуарте, Диего (до 1616-1691), который унасле

Краткая запись 17 августа 1641 года, когда Эвелин останавливался в Дельфте, начинается с «церкви с памятником принцу Вильяму Нассау [рис.7] – первому из Вильямов и спасителю (как они его называют) их свободы, которая стоила ему жизни – это было мерзкое убийство.  Это редкостное произведение искусства, включающее несколько фигур в натуральную величину из меди» (автор подразумевает бронзу, Пепис тоже вместо «бронзы» писал «латунь»). Потом Эвелин упоминает Сенат, его обычное обозначение ратуши. Он вспоминает, в частности (несколько неточно) «очень величественный портик» Хендрика Кайзера (рис. 2), который был также архитектором и скульптором гробницы Вильяма Молчаливого.  Эвелин всегда интересовался новым в архитектуре, и в том же отрывке он пишет, что около Рейсвейка есть «величественная резиденция принца Оранского [Фредерика Хендрика [ , и нет ничего более замечательного, чем прекрасные аллеи с лимонными деревьями ( в саду – прим. перев. ) и современными картинами внутри» (см.